Естественно, что чем иерархически выше расположены слои, тем затрудненнее их познание, тем меньше аналогий с
Энрофом можно найти в их ландшафтах, в облике и форме обитающих там существ, в содержании их жизни. Девять десятых виденного или так или иначе воспринятого остаётся непонятным, и в большинстве случаев приходится ограничиваться протокольными сообщениями об элементарных фактах, не пытаясь вскрыть, ни их закономерностей, ни их углублённого смысла.
Поэтому настоящая глава не сулит читающему почти ничего, кроме сухого перечня нескольких
сакуал и составляющих их слоёв.
Мне помнится, например, что в мистике иудаизма фигурирует понятие «
эгрегоры»; однако насколько точно совпадает этот термин с тем содержанием, которое вкладывается в него здесь, мне судить трудно, хотя бы вследствие моего более чем поверхностного знакомства с еврейскими теософемами. Так или иначе, здесь под
эгрегорами понимаются иноматериальные образования, возникающие из некоторых психических выделений человечества над большими коллективами.
Эгрегоры лишены духовных
монад, но обладают временно сконцентрированным волевым зарядом и эквивалентом сознательности. Свой
эгрегор имеет любое государство, даже Люксембург. Эти существа в основном статичны и неагрессивны. В борьбе между демоническими и Провиденциальными силами
Шаданакара большинство
эгрегоров участия не принимают; впрочем, имеются некоторые, примыкающие к демоническому стану.
С распадением
эгрегоров исчезают и эквиваленты их сознаний, рассеиваясь в пространстве. Это не переживается ими как страдание.
Поскольку можно говорить о ландшафте этих слоёв, то для
сакуалы эгрегоров характерны желтоватые клубящиеся пространства, в которых
эгрегоры представляются несколько гуще окружающей среды.
Семь слоёв, составляющих эту
сакуалу, можно перечислить вот в какой последовательности.
Затив –
эгрегоры начальных племён, умирающие вместе с растворением племени в нации или вместе с его физическим уничтожением. Здесь же были
эгрегоры древнейших культурно-государственных образований человечества, теперь уже рассеявшиеся в пространстве.
Жаг – область
эгрегоров государств. Кроме того, тут находятся и
эгрегоры некоторых крупных общественно-политических образований современности, например партии Индийский национальный конгресс.
Фораун –
эгрегоры церквей. Образуются из тех тёмноэфирных излучений причастного к церквам людского множества, какие вносятся любой, не достигшей праведности душой, примешиваясь к её религиозным состояниям: из мирских помыслов, материальных интересов, стяжательства, страстных состояний – вообще из того, что отцы церкви называли «житейским попечением». Часто эти
эгрегоры становятся большим тормозом, грузом на восходящем пути церквей. Со временем в Форауне будет
эгрегор и
Розы Мира: это неизбежно, поскольку интеррелигиозную церковь будущего составят не одни только святые, а и сотни миллионов людей, находящихся на различных ступенях пути.
Удгрогр –
эгрегоры антицерквей, массовых воинствующих партий нового времени.
Слой, название которого мне неизвестно, обитаем
эгрегорами, порождёнными психической деятельностью демонического населения
шрастров. Точно так же неизвестно мне название слоя, принадлежащего
эгрегорам, возникающим в результате психической деятельности мира
даймонов – того самого второго, более светлого человечества, о котором будет сказано несколько слов страницей ниже.
Последний из
эгрегориальных слоёв называется
Цебрумр. Он ещё пуст. Здесь будет со временем
эгрегор грядущей антицеркви, в которой осуществится демоническая квазирелигия поклонения
Гагтунгру – ядро и основа грядущего (в конце первого
эона) дьяволочеловечества.
В
сакуале, состоящей из трёх-четырёхмерных пространственных слоёв с огромным числом временных координат, обитает другое, высшее человечество
Шаданакара. К сожалению, мои сведения о нём крайне скудны. Множество вопросов, возникающих при размышлении о нём, остаются в сложившейся у меня панораме
Шаданакара широким пробелом. Это человечество называется
даймонами. Оно проходит путь развития, схожий с нашим, но начало его гораздо раньше и совершало <оно> его более успешно. По-видимому, определяющим фактором при этом явилось то, что миссия Иисуса Христа, в
Энрофе оборванная усилиями
Гагтунгра почти в начале и ознаменовавшаяся лишь частичной победой, в мире
даймонов была полностью завершена. Хронологически это совершилось гораздо раньше, чем Христос вочеловечился в облике Иисуса. Его победа в мире
даймонов устранила тягчайшие преграды, нагромождённые
Гагтунгром на их восходящем пути, и к настоящему времени эти существа далеко нас опередили. Сроки и жертвы их становления были сокращены во много раз. Явлений социальной дисгармонии у них давно уже нет, и силы направлены на духовное и эстетическое совершенствование и на помощь другим слоям, в частности – человечеству
Энрофа.
Даймоны – это крылатые люди, схожие своим обликом отчасти с ангелами, от которых, однако, их отличает, кроме многого другого, наличие двух полов. Основной слой их пребывания, соответствующий нашему
Энрофу, носит имя
Жерам. Природа, схожая с нашей, доведена там до уровня высокого художественного и эстетического совершенства, а машинная цивилизация одухотворена внутренней мудростью о силах и слоях
Шаданакара и развитием высших способностей в их собственном существе. О человечестве
Энрофа даймонам известно всё существенное.
От посмертных спусков в демонические миры возмездия
даймоны освобождены со времён завершения в Жераме задачи Христа. А многоярусная
сакуала чистилищ, опытно известная, хотя и забываемая большинством из нас, для них заменена единственным слоем – его имя
Урм, – где некоторые из них проходят в посмертии искупляющее очищение. Параллель
затомисам нашего человечества составляет для них
Картиала – мир просветлённых
даймонов, их небесная страна. Оттуда раскрывается подъём в
сакуалу Высокого Долженствования и, наконец, в Синклит Мира.
Среди многих задач, встающих перед
даймонами Картиалы по отношению к другим мирам
Шаданакара, одна заключается в их деятельном участии в борьбе против
уицраоров и античеловечества
шрастров; другая – во вдохновляющем, творчески направляющем воздействии на творцов нашей художественной культуры. Отнюдь не поэтическим приёмом, а свидетельством о подлинных трансфизических фактах являются обращения одних поэтов к их вдохновителям –
даймонам, других – к их музам. Не знаю, существовали ли в
затомисе Олимпе девять сестёр Аполлона – весьма возможно и это, – но то, что
даймоны женственной природы, музы, или мужественной природы – сократовские даймоны в узком смысле этого слова – способствовали раскрытию творческих глубин в личности наших художников и мыслителей, не подлежит никакому сомнению. Только материалистическая слепота может заставлять проходить мимо бесчисленных свидетельств об этом со стороны наших поэтов, писателей, музыкантов, философов, начиная с Сократа и ещё раньше, кончая Гоголем и Александром Блоком.
Большинство
даймонов-вдохновителей, выполнив свою задачу, отходят от вдохновлявшихся ими. Иногда же получается двуединство – явление крайне редкое и очень сложное для разъяснения.
Нередки и такие случаи, когда человеческие
шельты вплетают в свою гирлянду одно воплощение в мире
даймонов. Такое воплощение даётся им для того, чтобы закрепить светлые достижения души.
Но в
сакуале даймонов обитает ещё и другая раса, меньшая по численности, отставшая в своём развитии и как бы опекаемая ими. История её появления в этих мирах мне не вполне ясна; кажется, это те же
даймоны, когда-то в древности сорвавшиеся с пути, утратившие крылья и восполняющие нанесённый себе ущерб на дороге своеобразного искупления. Эти бескрылые существа почти не отличаются от человека. Здесь я подхожу к факту, который неизбежно вызовет почти в каждом, читающем эту книгу, вспышку отрицания и даже возмущения. Но если нельзя выбросить слова из песни, то из этой книги нельзя выбросить мысли. Итак, те существа, о которых я заговорил как о низшей расе
даймонов, можно отчасти определить, как
метапрообразы некоторых героев мировой литературы и искусства
Энрофа. Случается, что интуиция художников
Энрофа, свойственная, впрочем, лишь гениям, прозревает в Жерам, созерцает какое-либо из этих существ и приводит к созданию его отражения в человеческом искусстве. Это отражение становится как бы магическим кристаллом, который концентрирует излучения людей, возникающие в часы творческого восприятия; эти излучения, восходя в Жерам, дают метапрообразу силы для развития. Если такого отражения не создаётся, развитие замедляется и в некоторых случаях метапрообразу, быть может, придётся даже покинуть
сакуалу даймонов и начать медленный путь в
Энрофе.
Большинство живописных и скульптурных портретов, созданных в нашем мире, метапрообразов лишены: это – портреты людей, не более. Но такие произведения, как, например, Джоконда,
кроме своего человеческого прототипа, связаны именно с прообразами из Жерама, постигнутыми интуицией гения. Отсюда необычайная значительность этих шедевров и сила их воздействия. Достойно сожаления то, что Джоконда была создана Леонардо таким образом, что прообраз оказался снижен и портрет включил в себя некоторые элементы из Дуггура – одного из миров демонических
стихиалей, вследствие чего прообраз претерпел падение из Жерама в Урм, ибо этот слой играет роль чистилища не только для
даймонов, но и для метапрообразов. Поднятая Леонардо, его посмертными трудами, снова в Жерам и выше, пра-Джоконда теперь находится в одном из слоёв Высокого Долженствования. Венера Милосская находится уже в Синклите Мира, так как душа эллинской женщины, которая послужила художнику в
Энрофе натурой для этой статуи, после исторического окончания греко-римской культуры в
Энрофе поднялась через Олимп именно в Картиалу
даймонов и, воссоединившись со своим метапрообразом, вступила на лестницу восхождения по высшим слоям. То же будет в своё время со всеми душами подобных метапортретов.
С живописными произведениями жанров мифологического, психологического, исторического и бытового дело обстоит ещё сложнее, ещё разнообразнее. Суриковская боярыня Морозова обладала метапрообразом в Жераме, как и некоторые из второстепенных персонажей этого полотна, и благодаря творению художника поднята в Картиалу. Вместе с тем ныне Суриков создаёт в Небесном Кремле ослепительный вариант этой картины.
Изображение Репиным убийства Грозным своего сына завязало такой узел, которого Репин не развязал до сих пор; развязывать его приходится в
Друккарге – противостоящем Небесному Кремлю
шрастре античеловечества России, где Грозный находится сейчас как пленник и раб.
Ещё хуже с «Поверженным Демоном» Врубеля – поразительнейшим, уникальным случаем демонического инфрапортрета. Для развязывания этого узла Врубель вынужден был спускаться в
Гашшарву, к ангелам мрака. Страшно выговорить, но, может быть, было бы лучше, несмотря на гениальность этого творения, если бы оно погибло в
Энрофе.
Живопись пейзажная, несмотря на её колоссальное значение культурное и психологическое, приобретает трансфизическое значение очень редко. Это происходит либо в тех случаях, когда художнику удаётся заразить зрителя своим ощущением миров
стихиалей, сквозящих через природу
Энрофа, либо же намекнуть своеобразными сочетаниями линий и красок на ландшафты какого-нибудь другого слоя. На мой личный взгляд, это удавалось, из русских художников, наиболее Рериху, а иногда – такому спорному, лучше сказать – отрицаемому, даже беспомощному художнику, как Чюрлёнис.
Что касается художественной литературы, то никаких метапрообразов за персонажами подавляющего большинства её произведений не стоит. Их лишена, например, за исключением ничтожных единиц, почти вся советская литература. Не может быть также метапрообразов у персонажей исторического жанра, например, пушкинского Бориса или шекспировского Цезаря. Но у Макбета – есть, так как это не история. Вообще наличие метапрообраза в произведении влечёт за собой резкое уклонение от исторической буквальности в сторону придания персонажу особой глубины и такого масштаба, который не соответствует историческому прототипу. Этого нет ни в драме Пушкина, ни в «Цезаре» Шекспира: доказательство отсутствия в этих вещах
метаисторической глубины.
После смерти в
Энрофе художника-творца метапрообразы его творений в Жераме видят его, встречаются с ним и общаются, ибо карма художественного творчества влечёт его к ним. Многим, очень многим гениям искусства приходится в своём посмертии помогать прообразам их героев в их восхождении. Достоевский потратил громадное количество времени и сил на поднимание своих метапрообразов, так как самоубийство Ставрогина и Свидригайлова, творчески и метамагически продиктованное им, сбросило пра-Ставрогина и пра-Свидригайлова в Урм. К настоящему моменту все герои Достоевского уже подняты им: Свидригайлов – в Картиалу. Иван Карамазов и Смердяков достигли Магирна – одного из миров Высокого Долженствования. Там же находятся Собакевич, Чичиков и другие герои Гоголя, Пьер Безухов, Андрей Болконский, княжна Марья и с большими усилиями поднятая Толстым из Урма Наташа Ростова. Гётевская Маргарита пребывает уже в одном из высших слоёв
Шаданакара, а Дон Кихот давно вступил в Синклит Мира, куда скоро вступит и Фауст.
Я хочу воспользоваться случаем, чтобы сказать несколько слов о трансфизическом значении театрального искусства. Отрицательное отношение к этому искусству со стороны христианской религиозности, как бы ни объясняли его историки культуры и даже религиозные проповедники, вызвано было тем, что христиане древности и средних веков своим, если так можно сказать, религиозным чутьём бессознательно ощущали соседство сценического искусства с древним оргиазмом, который связан отчасти с
Лилит, а отчасти с одним, ещё более тёмным демоническим миром: несколькими страницами ниже этот мир, называющийся Дуггур, будет мною охарактеризован полнее. Дуггур связан с сексуальной сферой человечества, и хотя в средние века его не различали отчётливо, но испытывали перед его бесовскими излучениями страх, отвращение и стыд. Театральное же действо в собственном смысле может быть очень различно, даже полярно по своему трансфизическому значению. Шаляпин был глубоко прав, постясь и молясь после исполнения роли Мефистофеля. Спектакль «Жизнь Человека» был вреден и для автора, и для исполнителей, и для зрителей, потому что лишён того, что древние называли катарсисом. Всё же сценические действа, проводящие актёра и зрителя через катарсис – духовный подъём и хотя бы кратковременное просветление, – глубоко оправданы. Что же касается метапрообразов, то значение спектаклей
Энрофа для них таково: пока Смердяков был в Урме, сброшенный туда магически-творческим воздействием Достоевского, исполнение его роли на человеческой сцене было для него отяжеляюще, тормозяще, мучительно, теперь – безразлично. Исполнение же светлых ролей или ролей, проводящих через катарсис, всегда хорошо для всех, в том числе и для метапрообразов.
На
сакуале даймонов моё изложение покидает на время четырёхмерные миры: теперь перед нами одинокий, ни в какую
сакуалу не входящий, уже пятимерно-пространственный слой,
Фонгаранда.
Приходится сделать предупреждение: дело дошло до понятий, весьма непривычных. Ибо Фонгаранда – слой пребывания
шельтов великих творений архитектуры. Здесь они обладают способностью движения и роста; их изменение состоит в совершенствовании. Облик их близок к облику просветлённых
стихиалей, но форма не струистая, как у тех, и лишённая способности телесного взаимопроникновения. Следует понять, что создание в
Энрофе их отражений гениальными зодчими, интуиция которых уловила отблески Фонгаранды, даёт им эфирное тело: внутри физического сосуда здания возникает оно из многолетних излучений человеческих тысяч и миллионов. Если прошло достаточно времени и такое тело успело создаться, гибель физического сосуда в
Энрофе уже не имеет трансфизического значения:
шельт, пребывавший в Фонгаранде, облёкся эфирным телом и перешёл в один из
затомисов. После смены
эонов, мировых периодов, когда
затомисы перестанут существовать как таковые,
шельты этих
монад со своими облачениями, совершенно уже изменёнными, соединятся в одном из слоёв Высокого Долженствования со своими
монадами и войдут впоследствии в Элиту
Шаданакара.
В Фонгаранде пребывают преимущественно
шельты творений храмового и дворцового типа. Имеется, например, один грандиозный прообраз православных монастырей, один прообраз египетских пирамид, зиккуратов, гопуррамов Южной Индии, католических аббатств, рейнских замков. Но есть
шельты и некоторых индивидуальных зданий, например – собора св. Петра, Василия Блаженного, китайского Храма Неба, даже Версальского и Царскосельского дворцов. Есть и такие, как
шельт лондонского Парламента и петербургского Адмиралтейства.
После таких странных для нас представлений, как мир Фонгаранды, представления, связанные с
сакуалами ангелов, покажутся, вероятно, знакомыми и даже привычными. Таких
сакуал – две. Первая, низшая, состоит из трёх слоёв; она так и называется: ангелы низшего круга. В сущности, это первое по времени человечество
Шаданакара, когда-то обитавшее в слоях более плотной материальности, хотя и не в
Энрофе; та эра предшествовала эре титанов. Мы не в состоянии понять и осмыслить содержания их жизни теперь, в просветлённых мирах, только можем уловить ту сторону их деятельности, которая имеет непосредственное отношение именно к нам. Первый из этих слоёв обитаем
херувимами, хранителями людей – носителей светлых миссий. Именно хранителями, а не вдохновителями: то –
даймоны! Об ангелах же хранителях мы слышим с детских лет, и не наша вина, если мы думали, что такой ангел стоит за правым плечом каждого из живущих. Но облик их действительно таков, каким описывает его предание, а ландшафт их мира – среда прелестных тонов, нами не воспринимаемых, отдалённо напоминающих розовый и сиреневый.
Другой слой – бело-золотистая среда, пронизанная снопами света, принадлежит
серафимам – хранителям некоторых человеческих содружеств: церквей, религиозных общин, некоторых этических объединений, очень немногих городов – тех, духовная целостность и нравственная чистота которых имеет особое значение в глазах Провиденциальных начал. Бывают эпохи, когда стража серафимов окружает какой-нибудь город, потому что в нём совершается то или иное
метаисторическое событие или протекает тот или иной трансфизический процесс, требующий особой помощи или охраны. После его завершения, со сменою эпох, стража серафимов удаляется. Так было над Киевом при князе Владимире Святом, над Москвою при князе Данииле и Иване Калите, несколько раз над Иерусалимом, Римом и многими другими городами. Редкий случай, когда стража серафимов не покидает города в течение многих веков, представляет собою Бенарес, город колоссального
метаисторического значения. Конечно, с узкоконфессиональной христианской точки зрения, сообщения, подобные этому, не могут вызвать ничего, кроме недоумения. Обликом серафимы подобны шестикрылым ангелам.